Мне так хочется объяснить тебе, что все нормально, что это ничего страшного – ну да, кажется, что мороз, злость и серость теперь отвечают за твое сердце, но это только кажется. Только кажется.
Мне хочется сказать, что ты живая, и потому – с тобой все в порядке, все хорошо, а ты начинаешь плакать, едва услышав это «живая», и сквозь слезы пытаешься обьяснить мне, что ничего такого в себе не чувствуешь, что это другие – о силе, красоте и жизни, а ты – так, просто; бог пожал плечами и ты родилась с этого жеста: ну, есть я, и что?
Мне так хочется, чтобы ты перестала плакать, перестала носить за спиной тоску, и в груди – тоску, чтобы сердце твое не сжималось каждый раз, когда ты думаешь о том, что будет завтра, что было вчера и есть сегодня. Чтобы ты ощущала себя – свободной.
Чтобы ты ощущала себя частью (удивительно красивой частью) всей картины мира, этого звенящего бытия. И одновременно – чувствовала себя целостной, самоценной, ну, знаешь, без этого: я стою столько, сколько стоит моя работа. Потому что ну кто здесь выдает зарплату за преображение мира? Как миру с тобой расплачиваться за особенно интересный сон, который ты увидела почти под утро, за твое великодушное желание не рассердиться, стоя долго на остановке, за узор, который ты разглядела на замерзшем окне?
Я о том, что ты можешь несколько лет работать над каким-то Очень Важным проектом, и не чувствовать ни наполненности никакой, ни фидбека. А потом, допустим, станцевать, на берегу: просто так, не задумываясь, как это выглядит со стороны – и в танце сотворить мир.
Столько времени оттачивать это умение быть взрослой, держать спину и дистанцию, а потом обнаружить, что в самые чудесные моменты – встречая того, за кем сильно скучала, ныряя в воду, даря и получая подарки, испытывая восторг и счастье – ведешь себя как ребенок, которого обожают.
Ты вся – букет из искр, и такого не бывает, чтобы они гасли – ну да, иногда тускнеют, но на этот случай есть искренность, есть разговоры и музыка, от которых разряды на уровне электрических, а еще – поцелуи, карты дорог, и сердце, которое чутко откликается на своих, и вообще на все настоящее.